Доскадо Документальное кино онлайн

Назинская трагедия (высылка 1933 года)

Остров Назино расположен в нижнем течении р.Обь, напротив одноименного поселка около устья р.Назинки. Место массовой гибели большой партии спецпереселенцев в мае-июне 1933 года. Среди местного населения и в исторической литературе известен как «Остров смерти».

18 и 26 мая 1933 года, в ходе операции ОГПУ 1933 года по чистке больших городов европейской части СССР от «деклассированного элемента» – бродяг, проституток, мелких воришек и т.п., на этот пустынный остров было высажено для дальнейшего распределения по таежным лесозаготовительным пунктам вдоль притоков Оби 6114 человек. До конца июня около 2000 из них умерли здесь от голода, холода и болезней.

В конце 1932 – начале 1933 г. ОГПУ приступило к разработке крупнейшей после 1930 – 1931 г. репрессивной акции, направленной против крестьянства. Начало ее было положено массовой высылкой сельского населения из районов Украины, Закавказья, Северо-Кавказского и Нижне-Волжского краев. Депортации подверглось население не только охваченных голодом западных, но и других регионов страны, где органы ОГПУ, заручившись поддержкой местных партийно-советских властей, принимали соответствующие решения. Одновременно разворачивалась «чистка» крупных городов: в связи с объявленной паспортизацией принудительно выселялись горожане, признанные «деклассированным элементом». Параллельно осуществлялась подобная «очистка» приграничных районов, а также «разгрузка» мест заключения и лагерей ОГПУ. Все эти потоки принудительной миграции руководство ОГПУ решило направить в единое русло, объединив их в так называемый новый контингент. Ранее созданные спецпоселения с преимущественно крестьянским по составу населением планировалось превратить в трудовые поселения с пестрым социальным составом – от «кулаков» до «рецидива». Трехлетний опыт организации труда «раскулаченных» предполагалось применить в целях колонизации северных и восточных районов страны. В качестве таковых намечались районы Нарымского севера и Северного Казахстана, куда первоначально предполагалось депортировать в течение 1933 г. до 2 млн чел. – по 1 млн чел. в каждый регион.                                                                                                                           

Роберт Индрикович Эйхе

Западно-Сибирский крайком ВКП(б) негативно отреагировал на полученное по каналам ОГПУ предложение о размещении в северных районах Западной Сибири 1 млн чел. Секретарь крайкома партии Р.Эйхе в направленной на имя И. Сталина телеграмме доказывал невыполнимость этого замысла, считая возможным принять не более 300 тыс. чел., что соответствовало численности вселенных туда спецпереселенцев в 1930 – 1932 гг. Отвечая на запрос И. Сталина по существу опасений руководства Западно-Сибирского края, Г. Ягода в письме от 13 февраля 1933 г. отстаивал первоначальные наметки ОГПУ, подчеркивал освоенческие аспекты плана, намерение использовать «новый контингент» преимущественно в сельском хозяйстве, на промыслах, добыче рыбы, лесозаготовках и т.п. Одновременно Г. Ягода представил подробную докладную записку в Политбюро, в которой также шла речь об организации новых поселений с общей численностью  жителей 1 млн чел. Однако обоснованность расчетов ОГПУ  была под сомнением.

Первоначально планы ОГПУ строились на том, что «выселяемые кулаки» составят основной контингент репрессированных и высланных с целью колонизации северных районов. Однако весной 1933 г. сталинское руководство стало проявлять обеспокоенность масштабами новой кампании «раскулачивания», которая грозила повторением ситуации весны 1930 г., когда деревенская жизнь и производство были ввергнуты в состояние крайней нестабильности. Для исправления положения потребовалось резко сократить масштабы репрессий в деревне. Другой причиной «головной боли» карательных ведомств являлось кризисное положение мест лишения свободы, тюрем, прежде всего, которые были переполнены. Согласно постановлению СНК СССР от 11 марта 1933 г. органам ОГПУ и наркомюстам республик предписывалось начать незамедлительную разгрузку пенитенциарной системы за счет высылки уголовного элемента. Так, только по Украине, Северному Кавказу, Центрально-Черноземной области и Нижне-Волжскому краю требовалось вывезти во вновь организуемые спецпоселки более 80 тыс. лиц, осужденных на срок до трех лет.

В последующем, стремясь достигнуть максимальной «разгрузки» мест заключений (наполовину) и сочетать решение этой задачи с использованием труда заключенных в трудпоселках, советское правительство и ЦК ВКП(б) в совместной инструкции от 8 мая 1933 г. № П-6028 потребовали от ОГПУ при организации трудпоселений ориентироваться прежде всего на уголовный элемент, а не «раскулаченных». Такой подход потребовал значительной корректировки правительственного постановления от 20 апреля 1933 г., в котором все ресурсы и средства рассчитывались исходя из численности депортируемых в 1 млн чел.

Судя по показаниям начальника СибЛАГа Горшкова, представленным комиссии Западно-Сибирского крайкома партии, расследовавшей «назинскую трагедию», масштабы операции по вселению в восточные районы Союза ССР «нового контингента» неоднократно пересматривались. Горшков отмечал: «В феврале месяце я был в командировке в Москве и там получил распоряжение соответствующих органов о переселении 3 000 000 чел. … Затем, через пару дней, стало известно, что будут идти 2 млн чел. – 1 млн в Казахстан и 1 – в Западную Сибирь. Директивными органами было дано указание, чтобы проработали финансовые вопросы и относительно тех материалов, которые потребны для этой операции. Причем было указано, чтобы сделать это по возможности дешевле. Было проработано несколько вариантов, затем была создана комиссия ЦК, затем вопрос разбирался в Госплане и там все минимальные требования, которые предъявило ОГПУ, как я знаю, были еще значительно срезаны… Когда я приехал сюда, то цифра поселенцев изменилась… 500 тыс. чел. в Казахстан и 500 тыс. чел. к нам в Западную Сибирь».

По данным начальника Отдела трудпоселений СибЛАГа И. Долгих, планы депортации в Западную Сибирь менялись следующим образом (согласно уведомлениям ОГПУ и ГУЛАГа): 7.02 – 1 млн чел., 11.03 – 500 тыс., 15.05 – 375 тыс., 19.05 – 360 тыс., 22.05 – 350 тыс., 25.05 – 340 тыс., 5.06 – 300 тыс., 29.06 – 200 тыс., 31.07 – 100 тыс. чел. В результате операции 1933 г. в Западной Сибири фактически было размещено 132 тыс. чел. «нового контингента».

Озабоченность регионального руководства ситуацией с расселением в северных комендатурах «нового контингента» имела серьезные основания. Во-первых, эшелоны с выселяемыми из европейской части страны в сибирские пересыльные комендатуры (Омск, Томск, Ачинск) начали прибывать с середины апреля 1933 г., т.е. до официального утверждения этой операции правительством, а, следовательно, без подкрепления соответствующими ресурсами и фондами. Последние запаздывали на месяц и более, к тому же поступали в недостаточном объеме. Во-вторых, руководство СибЛАГа и партийно-советские органы края были застигнуты врасплох массовым поступлением эшелонов с так называемым соцвредным элементом (деклассированные горожане вперемешку с уголовниками), что требовало особых мер по размещению и организации труда «нового контингента». Было принято решение основную массу «соцвредных» направить в самую отдаленную Александро-Ваховскую комендатуру, имевшую статус штрафной. Заботясь в первую очередь о том, как быстрее «протолкнуть» социально опасный контингент на север, карательные и партийно-советские органы не имели четкого представления о мерах его «трудового перевоспитания». Более того, в записке Н. Алексеева на имя Г. Ягоды выражалось неверие в конечную цель гигантской операции по переброске на север деклассированных и уголовников – освоение ими необжитых территорий (годом позднее это будет, хотя и в смягченных формулировках, официально признано в секретном приказе ОГПУ от 16 апреля 1934 г.).

В ответной телеграмме от 27 мая 1933 г. начальник ГУЛАГа М. Берман сообщал: «Дальнейшее направление Вам деклассированного элемента не предполагается, повторяю, не предполагается. С вашим предложением о расселении этого контингента в отдаленных изолированных районах согласен… В отношении деклассированного соцвредного элемента необходимо в ближайшее время установить лагерный режим. Организацию трудкоммун считать нецелесообразным». Однако, несмотря на уверения, деклассированные продолжали поступать в больших количествах, чем прежде.

28 июня 1933 г. Алексеев и Горшков вновь телеграфировали руководству ОГПУ и ГУЛАГа о том, что данные Центром обещания не выполняются. Но и этот «сигнал» не изменил ситуацию, что подтверждает рапорт сотрудника Омского оперсектора ОГПУ в СибЛАГ от 23 июля 1933 г. В нем, в частности, отмечалось: «Из состава (прибывшего из Москвы 16 июля 1933 г. в количестве 1 719 чел.) имеется значительная часть инвалидов, стариков и женщин с малолетними детьми… По неточному определению, из всего контингента примерно 30-35% рецидива, воров, проституток, бродяг и прочих».

Крест на острове Назино

В подобных условия катастрофа, случившаяся в районе деревни Назино Александровского района, была «запрограммирована». В конце апреля из Москвы и Ленинграда в Западную Сибирь были отправлены на поселение т.е. деклассированные элементы (городские низы) и часть рецидивистов, осевших в этих городах. Прибыв в Томскую пересыльную комендатуру, они находились там еще около недели. В середине мая началась «разгрузка» комендатуры: «новый контингент» погрузили в несколько барж и речным караваном в два приема отправили в штрафную Александро-Ваховскую комендатуру. 18 мая первый и 26 мая второй караван прибыли в расположение комендатуры и руководство последней по согласованию с районными органами приняло решение о высадке «контингента» на речной остров на Оби у устья речки Назиной. Уже с первых дней дезорганизованная масса прибывших, ослабленная длительной дорогой (три недели) и фактическим отсутствием питания погрузилась в хаос: смертность приняла громадные размеры, усугубляясь убийствами и мародерством.

Официальная информация о событиях вблизи д. Назино по служебным каналам поступила со значительным опозданием. Комендант каравана, направленного из Томска в Александро-Ваховскую комендатуру, Колубаев представил докладную записку о случившемся коменданту Томской пересыльной комендатуры Кузнецову. В этом документе, кроме сухо изложенных фактов, содержатся и эмоциональные характеристики: «…остров представлял собой что-то УЖАСНОЕ, ЖУТКОЕ (выделено самим Колубаевым. – Ред.)».

Начальник отдела трудпоселений СибЛАГа И. Долгих узнал о событиях на о. Назино только 3 июня, т.е. почти две недели спустя с начала трагедии. Информация о происшедшем на острове шла и по партийным каналам. Член бюро Александровского РК ВКП(б) Власов, командированный для участия в размещении трудпоселенцев, стал непосредственных очевидцем трагических событий. После того, как 29 мая бюро райкома заслушало доклад коменданта Александро-Ваховской комендатуры Цепкова, и инцидент получил «партийную огласку», Власов направил секретарю Нарымского окружкома ВКП(б) К. Левицу докладную записку с подробным описанием случившегося на острове.

Информация Власова поступила в крайком ВКП(б), откуда была направлена для сведения руководству ОГПУ и СибЛАГа. 14 июня 1933 г. полпред ОГПУ Н. Алексеев и начальник Управления СибЛАГа Горшков на запрос крайкома ВКП(б) о событиях в Александро-Ваховской комендатуре дали следующий ответ: «Повторно затребованы объяснения от Александро-Ваховской комендатуры о допущенных случаях преступной небрежности при приеме партий деклассированных».

Примечательно, что И. Долгих, выехавший 7 июня 1933 г. с бригадой партийно-советских работников для обследования северных комендатур, находился все эти дни в спецпоселках южнее Колпашево (административный центр Нарымского округа). Только после запроса крайкома о событиях на острове И. Долгих получил указание ОГПУ немедленно выехать в Александро-Ваховскую комендатуру, куда и прибыл 20 июня 1933 г.

Документы свидетельствуют о том, что «вялая» реакция руководства СибЛАГа на назинскую трагедию сменилась на активную лишь после вмешательства партийных органов. Секретарь Нарымского окружкома ВКП(б) К. Левиц прямо свидетельствовал об этом: «Мы считаем, что приезд Долгих был вызван нажимом крайкома на Сиблаг в результате наших телеграмм и докладных записок крайкому».

Формулировку «повышение смертности среди рецидивистов» можно рассматривать как свидетельство взаимного нежелания ОГПУ и краевых властей дать принципиальную оценку назинской трагедии. Иначе трудно объяснить, почему в таких неопределенных выражениях констатировалась смертность среди «нового контингента» в Александро-Ваховской комендатуре, составившая за период с 18 мая по 18 июня 1933 г. (по данным самой комендатуры) от 1,5 до 2,0 тыс. чел. От общей численности вновь прибывших (6 тыс. чел.) это составляло не менее 25%. И. Долгих настаивал на том, что сведения о смертности преувеличены медперсоналом и бригадирами из числа самих деклассированных «с определенными политическими целями».

К этому времени Нарымская окружная контрольная комиссия провела свое расследование событий в Александро-Ваховской комендатуре. В принятом ею 21 июня 1933 г. постановлении «О результатах проверки состояния работ по хозяйственному устройству трудпереселенцев в Александровском районе определялась мера наказания виновных: коменданту Цепкову был объявлен строгий выговор с предупреждением, трем работникам районного звена (пос. Александрово), ответственным за расселение трудпоселенцев, – выговор, окружному прокурору вменялось в обязанность произвести «глубокое расследование» по существу этого дела.

Местные власти пытались навести «порядок» в комендатурах путем применения жестких репрессий. Еще 7 марта 1933 г. в телеграмме, направленной в ЦК ВКП(б) на имя И. Сталина, Р. Эйхе высказал мнение о необходимости дать тройке Полномочного представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю право применять высшую меру наказания в отношении лиц, уличенных «в контрреволюционной деятельности». Тогда реакции Москвы не последовало. Повторная телеграмма Р. Эйхе, направленная в ЦК в начале июля 1933 г., достигла цели. 15 июля 1933 г. Политбюро приняло решение о предоставлении тройке ПП ОГПУ под личным председательством Полномочного представителя ОГПУ по Западной Сибири права «применения высшей меры социальной защиты в отношении бандитских элементов, терроризирующих местное население и уже осевших трудпоселенцев».

С мая по октябрь 1933 г. к судебной ответственности по Александро-Ваховской комендатуре было привлечено 84 чел., из них к высшей мере наказания – 34 чел., в том числе – 11 «за людоедство», 23 – «за мародерство и избиения».

Руководство СибЛАГа рассчитывало, вероятно, исчерпать «назинский инцидент» рассмотрением вопроса на бюро крайкома партии, после чего ограничить его узковедомственными рамками. По возвращении из длительной командировки по северным комендатурам И. Долгих подготовил подробный доклад о положении в Александро-Ваховской комендатуре и принятых мерах по его урегулированию. Доклад со всеми материалами был представлен в Полпредство ОГПУ по Запсибкраю, 11 июля 1933 г. вручен начальнику ГУЛАГа М. Берману, следовавшему через Новосибирск на Восток. Было сделано все возможное, чтобы свести поиск виновных в трагедии на о. Назино к служебному расследованию коллегией ОГПУ персональных дел Кузнецова и Цепкова.

Однако ситуацию круто изменило письмо В.А. Величко партийному руководству (в ЦК и Крайком партии). Инструктор-пропагандист Нарымского окружкома партии В. Величко в начале августа 1933 г. был направлен в Александро-Ваховскую комендатуру для сбора информации о положении в трудпоселках. Судя по датировке письма (с 3 по 22 августа 1933 г.), он в течение длительного времени самостоятельно расследовал назинский инцидент и последовавшие за ним события. Как показало сравнение собранных им фактов с материалами официальных комиссий (Долгих от СибЛАГа, Старикова и Эйна от Нарымского окружкома партии), В. Величко не только достоверно воспроизвел картину случившегося (различия в деталях не существенны), но и сделал более глубокие, чем у других, выводы о причинах, характере и последствиях трагических событий в Александро-Ваховской комендатуре. Во-первых, он обосновал вывод о том, что событиями на самом о. Назино трагедия расселения «нового контингента» не исчерпывалась, она продолжалась в таежных поселках – на местах расселения высланных. Во-вторых, В. Величко заострил вопрос, от которого постоянно уходили работники ОГПУ, – о значительных ошибках и просчетах, допущенных в ходе операции по очистке городов от деклассированного элемента (неправомерная высылка части лиц, в том числе коммунистов). Главный вывод его сводился к тому, что «сорвано трудовое поселение и освоение Севера на этом участке и сорвано с таким скандалом». Наконец, В. Величко предал материалы своего расследования широкой (по тому времени) огласке – направил письма по трем адресам: И. Сталину, Р. Эйхе и секретарю Нарымского окружкома К. Левицу. Таким образом, события вышли за рамки карательного ведомства, им была придана партийно-политическая окраска. О том, что письмо дошло до И. Сталина, свидетельствует факт обсуждения изложенных в нем событий на заседании Политбюро, правда, почти с полугодовым интервалом, в марте 1934 г.. В «особой папке» Западно-Сибирского крайкома сохранился машинописный экземпляр письма с автографом автора.
Местные власти вынуждены были остро реагировать на «сигнал»: 15 сентября 1933 г. специальным постановлением бюро крайкома была создана комиссия во главе с председателем краевой контрольной комиссии ВКП(б) М. Ковалевым «по заявлению т. Величко». Она работала почти полтора месяца и подтвердила достоверность изложенных В. Величко фактов. Личность В. Величко и его действия неоднозначно воспринимались в партийных кругах. Преобладало стремление преуменьшить значение поступка рядового инструктора окружкома. В качестве типичной можно рассматривать реакцию секретаря Нарымского окружкома К. Левица, считавшего, что инструктор перешел грань своих должностных полномочий. Естественно, что при таком отношении В. Величко партийной карьеры не сделал – до 1937 г. он оставался в должности инструктора окружкома, с которой был уволен по причине «неудобности». Из материалов Нарымского окружкома за 1934-1937 гг. следует, что и в эти годы В. Величко проявлял характер, по его докладным письма и заявлениям о нарушениях национальной политики, разложении номенклатуры и т.д. окружком принял несколько решений. Дальнейшая его судьба была относительно благополучной. Он стал членом Союза писателей, дожив до глубокой старости.

По докладу комиссии М. Ковалева бюро крайкома партии приняло 1 ноября 1933 г. постановление. В преамбуле документа указывалось, что приведенные в письме факты «в основном подтвердились». В постановляющей части одобрялись принятые ОГПУ репрессивные мероприятия в отношении работников среднего звена СибЛАГа, непосредственно проводивших операцию по расселению трудпоселенцев в Александро-Ваховской комендатуре, а также содержались достаточно жесткие определения в адрес руководства СибЛАГа. Начальнику СибЛАГа А. Горшкову был объявлен строгий выговор «за отсутствие должной распорядительности в деле организации расселения деклассированного элемента». Такая оценка деятельности Горшкова отразилась на последующей его карьере – 22 ноября 1933 г. в связи с реорганизацией управления СибЛАГа он был освобожден от занимаемой должности. Строгому взысканию также подвергся начальник ОТП СибЛАГа И. Долгих. Однако он удержался в должности, в которой пребывал до 1937 г., а затем был откомандирован в Красноярский край. К началу 1950-х гг. Долгих дослужился до поста начальника ГУЛАГа.

Комиссия Ковалева пришла к заключению, что деклассированные в значительной массе не были приспособлены к физическому труду и не имели достаточного хозяйственного опыта, а потому не могли являться тем контингентом, который бы «крепко осел» в северных районах. Однако принципиальной оценки гулаговский «опыт» освоения Севера путем массового расселения деклассированных не получил. Обобщающих оргвыводов не последовало. В постановлении бюро крайкома предлагалось проработать лишь конкретный вопрос о целесообразности дальнейшего пребывания деклассированных трудпоселенцев нового поселения в Александровской комендатуре «на предмет вывода их оттуда и расселения по другим местам». И лишь позднее, весной 1934 г., сами чекисты признали провал своего грандиозного начинания годичной давности. В приказе ОГПУ от 16 апреля 1934 г. отмечалось, что при «выселении в спецпоселки в 1933 г. кулаков, а также контрреволюционного, воровского и бродяжнического элемента» допускались нарушения, а «освоение одиночек из числа городского деклассированного элемента в условиях спецпоселков не дает должных результатов». В решении четко проступает тень трагедии в Александро-Ваховской комендатуре.

По материалам С.А. Красильникова Источник

В дополнение к статье смотрите фильм "Рядом с островом Cмерти"