«Хлебников научного кино» — так называют этого режиссера. С творчеством Председателя Земного шара работы Владимира Кобрина сближает не только парадоксальная логика и колоссальная плотность образного ряда, но и постоянная сверка будущего с прошлым. Творчество Владимира Кобрина — одна из загадок современного кинематографа. Он обогнал свое время, создал эстетику, язык и технологию кино, которую впоследствии назовут «Кобринским».
Год выпуска: 2012 Страна: Россия Жанр: Документальный Продолжительность: 39 мин. Режиссер: Татьяна Скобат
8 марта 2012 г. исполнилось 70 лет со дня рождения Владимира Кобрина. «Хлебников научного кино» — так называют этого режиссера. С творчеством Председателя Земного шара работы Кобрина сближает не только парадоксальная логика и колоссальная плотность образного ряда, но и постоянная сверка будущего с прошлым. Творчество Владимира Кобрина — одна из загадок современного кинематографа. Он обогнал свое время, создал эстетику, язык и технологию кино, которую впоследствии назовут «Кобринским».
«Я думаю, что наиболее верная ориентация человека во временном пространстве, — говорил Кобрин, – это когда мы движемся в будущее затылком вперед. Не надо пытать будущее. Все-таки человек, — и это мое глубочайшее убеждение – созидатель прошлого. Когда в прошлом у нас есть опоры разного рода, тогда мы прочнее чувствуем себя в настоящем и тогда будущее неизбежно приходит к нам. Если же мы начинаем моделировать будущее и его коверкать, то мы отрываемся от прошлого и настоящее в таком случае – всегда кошмар».
5 марта в 18:45 был показан документальный фильм о Владимире Кобрине из цикла «Острова». В нем приняли участие: Юрий Норштейн, Михаил Камионский, Алексей Кобрин, Иосиф Кобрин, Николай Широкий, Инна Казанджан.
«Я думаю, что Кобрин занимался в кино чистой поэзией, — говорит в «Островах» Юрий Норштейн. — Это была поэзия познания, поэзия науки, попытка отыскать в материи какое-то новое вещество. В этом смысле он был, конечно, алхимик. Как сказал Пушкин, «слова поэта — суть его дела». То, чем занимался Володя – это и есть его портрет, его личность. Он очень достойно нес свою жизнь».
Ведущий программы «Документальная камера» Андрей Шемякин о Владимире Кобрине:
«Он снимал компьютерное кино докомпьютерной эпохи. Может быть, он был одним из самых свободных людей в нашем кино. У него было много учеников и последователей, и между тем он был начисто лишен просветительского, учительского пафоса. В фильмах Кобрина всегда было много игры – светом, цветом, фактурой, ритмами. В ХХ веке человек потерялся среди вещей, понятий и идей, сдвинувшихся со своих привычных мест, и Кобрин воссоздавал в своем мире состояние человека, который не чувствует земли под ногами.
Последняя его картина, «GraviDance», может считаться творческим завещанием режиссера. Она была снята без предварительной сметы, планов, сценария. Кобрин говорил, что это был единственный фильм, который он делал с избытком материала и с ощущением полной свободы. И в то же время он говорил, что в этой картине высказался до конца и больше сказать ему нечего. Позволительно поспорить с мастером. В этом фильме есть очень много поразительных вещей, его очень интересно разгадывать. Мы видим в материализованном виде этот самый «Гравиданс», это всемирное тяготение, которое вдруг отпустило современного человека, и он не только не чувствует под собой земли – он рад этому и начинает парить. Все символы, связанные с гравитацией, с ощущением тяжести и легкости, оказываются в картине в каком-то удивительном соотношении. Кобрин вообще сделал очень много фильмов, связанных с историей науки. Но все идеи и смыслы, которые в науке развивались, у него приобретали какой-то характер почти изысканный, с ними можно было обращаться как с вещами. Вместе с тем у Кобрина очень много серьезности. Он, конечно, наследник философской традиции кино, прежде всего – Андрея Арсеньевича Тарковского, к которому относился с глубочайшим почтением. Работы режиссера будут пересматривать. По большому счету, в день его рождения хочется сказать – «Кобрин начинается!».
«Мое видение будущего, — говорил сам Кобрин, – это не пессимизм. Это не утверждение того, что обязательно будет: это предупреждение того, чего не должно быть. Я как биофизик-любитель убежден, что жизнь обречена на совершенствование. Мы выживем, если не потеряем окончательно стыд и мужество. За эти годы я понял, что разбитые тарелки приносят больше счастья, чем летающие, что в процессе эволюции каждый происходит от того, от кого ему нравится происходить, что никакая генная теория не способна объяснить вечной тайны любви. Что братьев по разуму нужно искать не в космосе, а на Земле – пока еще есть время…»
С любезного согласия автора — режиссера Марины Мироновой, ученицы Владимира Михайловича, — мы публикуем отрывок из ее сборника «Страницы и годы вразброс».
«Страницы и годы вразброс»
«Нас было много, мы собирались в центре у Быкова, где и приютилась потом на долгие годы его мастерская. На старой чёрной плёнке, отданной нам Кобриным, мы царапали свои сюжеты, а затем дружной огромной командой поступающих глазели с экрана на свои первые мультяшки.
Мы учились легко, влюблено, страстно желая получить знания, понять профессию и заодно и жизнь, и как в этой самой жизни определить своё место, понять, как осуществить наши необузданные желания. Я бегала на операторский факультет, я училась, где только могла и не вылезала из операторского, чтобы знать и умёть всё самой. Так учил нас Кобрин.
Мне кажется, он был очень серьёзен к людям, он умел вслушиваться в них даже без слов. А может, это нам так повезло? Он был к нам трогательно серьёзен.
Владимир Михайлович привёл нас на киностудию Центрнаучфильм, на которой сам уже работал долгие годы. Мы были горды этим своим положением режиссёров, снимающих на настоящей киностудии свои первые студенческие работы. Сюжет должен был уложиться в минуту — без звука и на чёрно-белой плёнке. Это было трудно, но очень интересно. Жаль, что не вела тогда дневник, записей наших занятий. Тогда казалось, что всё, что говорил Кобрин, и так со мной останется, но всё-таки время берёт своё. Помню, он часто повторял нам слова: «Вы меня спасли, вы меня спасли!». Тогда мне было непонятно, от чего мы его спасли, но теперь, спустя годы, я понимаю, что он имел в виду. Это был 1991 год.
Лето 1992 года было самым счастливым. Мы почти месяц жили в Алма-Ате, в шикарном санатории, и проходили практику на местной киностудии. А потом Кобрин взял нас в Электроугли. Он снимал там фильм «Шаги в никуда» и мы приезжали туда партиями, сменяя друг друга, так как мест-коек было ограниченное количество. Владимир Михайлович попросил меня у него сняться. Я была счастлива. Чего я только ни делала – сидела на дереве, долго стояла на одной ноге в полной темноте ночи, имитируя полет, освещённая приборами и обтекаемая комарами, передвигалась задом наперёд. Но когда не увидела себя на экране в готовом варианте фильма – как-то сильно расстроилась и, наверно, даже обиделась.
- Понимаешь, Маруся, не пошла сюда эта история, никак не пошла, лишняя она здесь, понимаешь, не клеится, — оправдывался Кобрин.
Я понимала, но в душе всё равно обиделась. И только теперь, спустя время, я испытала, как самому бывает больно и жаль, когда приходится выбирать, оставлять только самое главное, и как это мучительно и трудно сделать…
В институте Кобрин появлялся крайне редко, он почти не выходит из дома. Дом — это целая киностудия в маленькой двухкомнатной городской квартирке, где каждый сантиметр пространства тщательно продуман и приспособлен для работы. Удивительный человек и удивительные люди, работающие с ним, — как одна дружная семья. Это Валера и Сережа Ивановы, Михаил Камионский, Ольга Сургучёва — помощник, жена и хозяйка, Слава Бузков, Таня Щедрина, дети и бесконечное количество туда-сюда шныряющих кошек, и нас, студентов-учеников, просто глазеющих или помогающих мастеру.
- Это для тебя я Мастер! А я вот видишь, чем занимаюсь сейчас – кошачье говно убираю. Я, как медсестра, перестал быть брезгливым. Проходи! – встретил меня Кобрин с порога. Эти входные двери никогда не закрывались, как будто ждали вашего прихода. Мы сидим на кухне, мечтаем о рае…
«Там света много, но это не прямой солнечный, из одного источника, а рассеянный, необычный. Ну, в общем, это рай! Вокруг большие и крепкие дубы… Всё здесь тихо и спокойно. Стоит дом с высоким крыльцом, ты заходишь в него и точно знаешь, что он твой. Там светло и радостно. А на столе тебя ждёт чашка горячего кофе… А вдруг мне захочется ветра, дождя и шума листвы? Так сильно захочется!.. И уже не надо мне вашего кофе и тишины, мне захочется вернуться обратно…»
Для Владимира Михайловича работать было интереснее, чем жить, а ощущение жизни и было в процессе работы. Когда-то он сказал: «Сесть бы в машину и уехать куда-нибудь на съёмки, никому ничего не сказав, от всех женщин сразу, а кто любит, тот найдёт…». На него это было похоже, для него работа была больше, чем любовь. Он мог сидеть за компьютером вплоть до боя курантов 31 декабря. Работа стала и спасением в горе. Впереди его ждали две страшные смерти, детские смерти… Испытания великому художнику, мужественному и благородному, честному во всём до конца. И незадолго до смерти он скажет, что всё-таки жизнь интереснее, чем кино… Кобрин всегда будет с нами, ибо его работы, его фильмы — это что-то большее, чем просто жизнь или просто любовь».
По материалам книги режиссера Марины Мироновой «Страницы и годы вразброс»
