Моана южных морей / Моана / Моана: романтика золотого века / Моана: история Южных морей / Moana: A Romance of the Golden Age / Moana: A Story of the South Seas

Год выпуска: 1926
Страна: США
Жанр: Документальный / этнографический / немое кино
Продолжительность: 01:02:01
Перевод: Субтитры
Режиссер: Роберт Дж. Флаэрти / Robert J. Flaherty
В ролях: Таавале, Пеа, Фаангасе, Туунгаита, Туфунга, Лупенга

Фильм показывает полинезийскую культуру до прихода западной цивилизации, хотя здесь уже используются железные ножи. Ежедневные задачи, - такие, как приготовление пищи, ловля рыбы, охота на морскую черепаху и кабана, сбор пищи в джунглях, - составляют содержание картины. Флаэрти показывает жизнь на Самоа почти как рай - единственным источником дискомфорта являются кабаны и боль от нанесения татуировок.

Флаэрти говорил о «Моане», что съемка любого эпизода — это каждый раз новая проблема. Он рассказывал об использовании объективов с разным фокусным расстоянием, о функции крупного плана, который нужен не столько для того, чтобы детально показать снимаемый объект, сколько для того, чтобы вывести за кадр лишнюю для зрителя информацию. «Камера, — говорил он, — как лошадь с шорами, видит только то, что находится прямо перед ней». Тем самым создается визуальное напряжение, подталкивающее зрителя к анализу увиденного. Во многом благодаря такому напряжению, «Моана» - настоящий шедевр Флаэрти.

Картина Флаэрти чужда формальному экспериментаторству и завораживает кристальной ясностью каждой сцены: любое мгновение реально и насыщено борьбой за выживание, сосредоточено на конкретном человеке в естественной среде обитания.

Фильм «Моана» - не истинно документальное кино (начнем с того, что юношу Моану на самом деле зовут не Моана, а Таавале, а ритуал татуирования полинезийских юношей в ознаменование их перехода в разряд мужчин, на момент съемок фильма был уже в далеком прошлом у полинезийских племен, но был реально проведен специально для съемок фильма), Флаэрти здесь аранжировал действительность, но не изменил ее суть. Персонажи фильма живут текущим моментом и радуются тому, что есть, у них нет времени на рефлексию, они действуют, а не размышляют. Флаэрти не интересует этнографическая экзотика, он обнажает инстинкт самосохранения, обеспечивающий продление жизни в любых условиях и - самое удивительное - демонстрирует оптимизм подобного существования на грани.

«Я хочу восстановить, пока не поздно, и зафиксировать в видимых образах летопись жизни этих людей. Я хочу показать ту характерную особенность их душевного склада, которая отличает их от других. Я хочу показать также их красоту и грацию и считаю, что танец в «Моане» — подлинный вклад в этнографию. Но в своей работе я стараюсь подходить к людям как человек, а не как ученый и стараюсь показать то ценное, что в них есть». (Роберт Дж. Флаэрти о фильме «Моана»)

История создания фильма

По поводу фильма «Моана» драматург Остин Стронг написал Флаэрти, что «Феокрит не сделал бы больше». Это первое, что приходит в голову при просмотре: чистая идиллия, земной рай, населенный поселянами и поселянками, предающимися любовным утехам на лоне природы. Но сам режиссер едва ли согласился бы с таким определением.

Мысль отправить Флаэрти в противоположный конец света пришла в голову Джесси Л. Ласки, главному продюсеру студии, которая входила в корпорацию «Paramount», — «Famous-Players-Lasky». Он написал (или сказал, тут источники расходятся) Флаэрти: «Я хочу, чтобы Вы куда-нибудь поехали и сделали мне другого Нанука. Поезжайте куда хотите, а я заплачу за все». Признаться, Флаэрти режиссером себя по-прежнему не считал, поэтому предложение Ласки привело его в совершеннейший восторг. А выбрать Полинезию ему посоветовал Фредерик О’Брайен, автор книги «Белые тени южных морей».

Так Флаэрти оказался на архипелаге Самоа, в деревне Сафуне на острове Савайи. А поскольку это была совсем не Арктика, а райские кущи, то режиссер решил взять с собой всю свою семью: Фрэнсис, троих маленьких дочерей (шесть лет, четыре и два года), их рыжую няньку-ирландку и своего младшего брата Дэвида (который впоследствии станет известным режиссером-документалистом). А также: электрический движок, оборудование для проявки пленки, 35-мм проектор, цветную камеру Prizma, две уже знакомые камеры Akeley. По легенде — еще и пианино, но факты говорят о том, что все-таки только любимую скрипку.

Фрэнсис Флаэрти позже вспоминала: «Мы должны были сделать фильм для Голливуда, и мы это понимали. У Боба никаких иллюзий не было: „Paramount» ждет от него чего-то шокирующего и сенсационного, то есть кассового. Всю дорогу на пароходе мы только и говорили о морских чудовищах, которых, без сомнения, полно вокруг этих островов… И когда однажды с другого корабля пришло сообщение, что был замечен один из таких монстров — огромный осьминог, у которого щупальца размером с кита, — мы окончательно уверились, что на правильном пути".

Как только Флаэрти увидел лагуну острова, на котором собрался поселиться, — ему показалось, что они плывут «на облаке по небу». Прозрачная вода, прозрачный воздух, коралловые сады в глубине, струящиеся водоросли, рыбки всех цветов радуги, прекрасные пальмы на прекрасном пляже, прекрасные бамбуковые хижины… Это были острова блаженства, золотой век, Аркадия, в которой мужчины и женщины все дни напролет играли как дети. И время не имело никакого значения.

Позже Фрэнсис вспоминала: «Мы считали, что должны сделать фильм по образцу „Нанука с Севера». Мы должны были найти такого же человека: сильного, уважаемого отца семейства, и построить наш фильм вокруг него, подставив вместо снега и льда на севере — опасности морей здесь, на юге Тихого океана. Мы собирались предъявить драму из самоанской жизни, разворачивающейся перед нами, вдали от миссионеров или государства". Но что могло заменить напряжение, с которым Нанук боролся за жизнь? Флаэрти не удалось обнаружить ни одного мало-мальски опасного хищника. А еда росла на деревьях и нефигурально падала поселянам на голову во время их послеобеденного отдыха.

В отсутствие подходящей истории Флаэрти начал искать лица. Поиск затянулся на месяцы. Параллельно он пробовал снимать. Но то, что получалось, было непохоже на сияющую красоту самоанского рая. Съемки на цветную пленку новой камерой Флаэрти разочаровали: получавшиеся цвета не имели никакого отношения к тому, что он видел. Помог случай. Панхроматическую пленку зарядили в предназначенную для ортохроматической пленки камеру Akeley, которой режиссер снимал «Нанука». Получившийся результат поразил Флаэрти: да, формально картина была черно-белая, но кожа самоанцев на экране вдруг приобрела тот самый бронзовый оттенок, который не давался цветной пленке, а темные листья пальм словно прорезали экран. Как выразилась Фрэнсис в своих записках, стало понятно, что напряжение будущей картины — «в острой красоте Самоа, переданной панхроматической пленкой». Флаэрти сосредоточился на изображении. Открытия следовали одно за другим. К примеру, он заметил, что если снимать на эту пленку через длиннофокусный объектив на восходе солнца или на закате, когда солнечные лучи стелются под растениями и тени словно растягиваются, — тогда на экране появляется стереоскопический эффект.

Но сюжета все не было. Кажется, Флаэрти просто тянул время в ожидании какого-нибудь из ряда вон выходящего события. Убеждение в том, что сюжет должен быть аутентичен объекту, в конце концов привело его к мысли, что бессобытийность этой цикличной жизни, вернее, та цепь событий, из которых складывается повседневность, — и есть сюжет, и другого не будет. Иначе это будет фильм не о Самоа. Но фильм без кульминации, без точки напряжения…

Такой кульминацией Флаэрти делает ритуал нанесения татуировки — зримый образ инициации, перехода главного героя из мира «мальчиков» в мир «мужчин». Татуирование юноши, игравшего Моану (его настоящее имя было Ta’avale), заняло шесть недель, и еще две недели — заживление ран. Флаэрти снимал непрерывно. Строгая неспешная церемония, предшествующая татуированию; гримаса страдания на лице Моаны, смонтированная встык с бесстрастным лицом жреца; напряженные лица матери, вождя; молчание и сосредоточенность; тело юноши, истекающее кровью, — ритмически этот кульминационный эпизод выстроен совершенно иначе, нежели предшествующие, безмятежно длящиеся монтажные фразы. Это был неожиданный драматический взлет; финал, который заставлял увидеть скрытый драматизм даже в райской самоанской жизни.

Флаэрти расходует пленку без счета, снимая не заранее запланированные сюжеты, а все подряд, день за днем — потом из 250000 футов пленки в фильм войдет только 600. Режиссер не столько строит сюжет (которого, по сути дела, так и нет), сколько реконструирует жизнь, универсум. И каждый кадр, попадающий в фильм, — это запечатленная молекула этого универсума. Так он и складывается, по молекулам: из сияющего моря; чистых ручьев; кокосовой стружки, завернутой в пальмовый лист и положенной на уголья; плетеных циновок; вкусных рыбок, которыми угощают друг друга любовники, словно конфетками. Скупой графике «Нанука» противо-стоит интенсивная живопись. Главным героем фильма становится красота.

Прокатчики, ожидавшие «второго Нанука», оказались к этому не готовы. Первоначальная монтажная версия показалась им слишком длинной, слишком спокойной, да и вообще: «Где же буран?» — недоумевал один из них. Тигровых акул и гигантских осьминогов, на худой конец, туземной эротики явно не хватало. Снова, как и с «Нануком», Флаэрти должен был обивать пороги и уговаривать. Было принято компромиссное решение о промо-показах в течение недели в шести городах. Результаты удовлетворили «Paramount», и фильм выпустили в прокат.

Премьера картины «Моана Южных морей» состоялась в Нью-Йорке 7 февраля 1926 года. Пальмовые листья, засыпанные снегом, украшали фасад кинотеатра «Риальто». На рекламных щитах значилось: «Жизнь и любовь (The Love-Life) Сирен Южных морей». Фильм имел успех, но все-таки сенсации, как это было с «Нануком», не получилось. Голливудские продюсеры оценили результат скорее как неудачу. Однако в среде нью-йоркских интеллектуалов репутация Флаэрти как замечательного режиссера только упрочилась.